За короткий срок были построены три капитальных здания, покрытые железом, церковь во имя святого великомученика Георгия Победоносца, жилое здание для монахинь и дом для священника. На имевшихся в распоряжении общины землях сестры выращивали хлеб, развели огород и сад.

В мае 1884 года, когда преосвященный Герман посетил общину с проверкой, она состояла из 130 монахинь, на территории обители имелся колодец с чистой водой (до этого монахини брали воду из реки Куры, которая не всегда была пригодна для питья), а за оградой для приходящих богомольцев был построен странноприимный дом. Архипастырь остался доволен всеми новшествами, и вскоре община получила статус общежительного монастыря. Его игуменией стала монахиня Агафоника, старшая из сестёр, постриженная в монашество ещё в Ставрополе, в Иоанно-Мариинском женском монастыре.

Позднее при монастыре были построены больница и школа. Число сестер постепенно увеличивалось и возникла необходимость в большом каменном храме. Однако отцу Михаилу Ласточкину не суждено было даже положить основание для него. Внезапно на ноге у священника открылась рана, полученная на войне, и 9 октября 1900 года он скончался, «оплакиваемый сестрами и окрестным населением».

Новый храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы был построен стараниями игумений Агафоники и сестёр обители, при содействии священника Павла Лаврова, занявшего место покойного отца Михаила. Материальную помощь оказали ближайшие соседи А. Я. Бойко, Н. А. Карпушин с братьями, братьяв Бабкины, братьевя Мельниковы и жители окрестных поселений. 18 апреля 1904 года он был освящён.

Во время гражданской войны 1918 года монастырь постепенно стал терять свое хозяйство. Проходящими частями войск было изъято зерно, скот, упряжь, одежда сестёр и все ценное из церкви, даже антиминс. В районе станицы Государственной (ныне Советской), к которой относился тогда монастырь, находилась линия фронта. Обитель попеременно занимали то «белые», то «красные». Ни те, ни другие не использовали монастырские здания в качестве укреплений, но каждая воюющая сторона, подходя, обстреливала их, предполагая присутствие неприятеля. Крыша собора была вся испорчена пулями, так как храм являлся удобным наблюдательным пунктом. Во время таких обстрелов двое из сестёр были убиты: одна шальной пулей, другая – рукой пьяного красноармейца.

Монахиням приходилось кормить солдат и ухаживать за ранеными, замечая в каждом только страдающего человека. Двенадцать инокинь были посланы в распоряжение санитарного отдела. Семь из них, прослушав курсы сестёр милосердия, работали по госпиталям, на фронте; две – пропали без вести...

Когда началось отступление «красных» от Моздока, в их частях началась эпидемия тифа.

Все помещения монастыря, сараи, навесы и даже скирды были заполнены больными солдатами. Сестры, сознавая свой христианский долг, добровольно ухаживали за ними, кормили и поили за свой счёт, стирали бельё, кишащее паразитами. Более сильные монахини копали могилы. В результате почти все сестры сами заболели тифом, более двадцати пяти насельниц умерло.

Весной 1920-го в станицу Государственную вновь пришла Советская власть, на этот раз надолго. Вскоре монастырь был закрыт, а на его территории образовалась колония для беспризорников (позже – спецшкола).

Бывшие насельницы Георгиевского женского монастыря нашли пристанище кто где смог: в селе Горнозаводском (некоторые даже работали в спецшколе), в Георгиевске (по свидетельству старожилов, до революции монастырь имел в этом городе подворье), в окрестных сёлах и станицах. Все они провели остаток жизни под гнётом государственных репрессий, клеветы и злых насмешек со стороны безбожной части общества, до последнего вздоха оставаясь свидетельницами Христовой правды, подвижниками веры и благочестия.