Армию называют школой жизни, подразумевая приобщение к положительному жизненному опыту. Только на сегодняшний день большую часть опыта, которого набирается молодой человек в армии, положительным язык не поворачивается назвать.
Для сегодняшнего солдата время службы в армии может превратиться, а для подавляющего большинства и превращается, в двухгодичную школу бессовестности. Причем в этом вина не армии, а наша.
Армия в лице кадровых офицеров - во всяком случае, их лучшей части - в меру своих сил и положения делает все, чтобы в подразделениях царили нормальные человеческие взаимоотношения. Но это не устраивает солдат, причем не сразу, а по прошествии полугода или года службы. Общественность обвиняет армию во внесуставных взаимоотношениях, а отношения эти устанавливает не армия, а сыновья общества, незнакомые с законами совести.
Когда после месяца учебных сборов, новобранцы впервые попадают в роты, старшие по призыву собирают их и объясняют неписаные правила казарменной жизни: что они должны делать, кому заправлять постель, кому носить сигареты, кого уважать, а кого можно уже сейчас унижать, поскольку кто-то в роте, по мнению старослужащих, уважения недостоин.
Очевидно, что преодоление этих внесуставных отношений начинается с приобщения к духовной культуре. Где же опасность, которая грозит нашему солдату? Что за важность, скажут одни, что плохого в том, чтобы «молодой» ежедневно приносил сигарету старослужащему, на которой бы стояла цифра, обозначающая оставшееся «деду» количество дней службы в армии? Велика ли беда от того, скажет другой, если пошлешь «молодого» стирать твою форму? Ну что за важность? Раньше «деды» еще хуже делали. И что в этом плохого, скажет третий. Какой характерный ответ. В нем начало всех проблем совести. Точнее, начало бессовестности, незаметное для молодого человека, начало той опасности, которую он не осознает, но о которой он должен был бы знать и тем самым иметь хотя бы намерение сохранить совесть.
И ежегодно выходят из ворот частей вышколенные и за два года закаленные в бессовестности бессовестные «дембеля». Разговор о добре для таких - это разговор о слабости. А все начиналось с малого, которым, ох как не надо было пренебрегать. Не заметив малого, молодой человек часто теряет к концу службы великое - живое чувство совести.
Но как бы то ни было, армия - школа жизни. Только если мы не поможем армии, страдающей от бездуховности, это будет школа бессовестной жизни. Почему в армии люди стонут? Не от слабости. Даже самые слабые физически, неуравновешенные в своем поведении, нервные, ранимые, изнеженные семьей - все они не боятся трудностей чисто армейских, того, что называется тяготами службы. Люди стонут из-за страшных человеческих взаимоотношений. Они страдают, сами того не подозревая, оттого, что доставляют боль другим. Другие - оттого, что не в силах противостоять этой боли внешне, а внутренне опять - таки не знают, как нести этот крест. И страдают бесплодно - озлобляются…
Вообще озлобленность - армейская форма выражения уныния от беспросветной безнадежности. Хотя большинство солдат ее ошибочно принимают за форму самозащиты и способ выжить. Причина многих душевных бед - в неумении хранить совесть. И солдата трудно винить в этом, поскольку никто не рассказал ему, как хранится совесть. Хранить совесть по отношению к сослуживцам очень помогает заповедь: «Чего себе не желаешь - не делай другому». Для старослужащего - это не осквернять совесть унижением «молодых». Ведь дело даже не в них, а в тебе самом. Это забота не о молодом призыве, а о себе. Унижая новобранцев, пострадавшим выходишь из этого только ты: раз, другой, третий оскорбишь, унизишь, наступишь этим на свою совесть - и она замолчит, и останешься бессовестным человеком. Когда солдату приходит первое письмо из дома - он читает его со слезами на глазах. Старается не показать другим, но плачет. Приходит письмо, старослужащий подходит с ним к новобранцу, которому письмо адресовано, и требует за него сигарету. А у новобранца нет сигарет, и на его глазах «дед» подносит зажигалку к нераспечатанному конверту и сжигает письмо. Каково?
Для молодого поколения не хранение совести в отношении к ближнему состоит, скажем, вот в чем: соберутся «молодые» в свободную минуту в казарме и начинают мечтать: да, сейчас нас заставляют за всех работать, сейчас измываются над нами, ну ничего, полгода потерпим, придут следующие «молодые» - уж мы на них душу отведем. Это и есть не хранение совести перед ближними. Чего себе не желаешь - не делай другому. Над собой измывательств мы не желаем? А если так - не желай и другому. Наоборот, мечтать надо об ином: нам много несправедливости приходится терпеть от старослужащих, но когда мы станем на их место, в части не будет унижений. Пусть мы потерпим, но на нас остановится этот несправедливый порядок, заставляющий других так страдать.
Хранение совести - пусть, казалось бы, в мелочах - одухотворяет даже самые прозаические стороны армейской жизни. И будничные задачи начинают видеться по-новому возвышенными, несущими в себе духовный смысл.
Протоиерей Игорь Бобылев.
Армия в лице кадровых офицеров - во всяком случае, их лучшей части - в меру своих сил и положения делает все, чтобы в подразделениях царили нормальные человеческие взаимоотношения. Но это не устраивает солдат, причем не сразу, а по прошествии полугода или года службы. Общественность обвиняет армию во внесуставных взаимоотношениях, а отношения эти устанавливает не армия, а сыновья общества, незнакомые с законами совести.
Когда после месяца учебных сборов, новобранцы впервые попадают в роты, старшие по призыву собирают их и объясняют неписаные правила казарменной жизни: что они должны делать, кому заправлять постель, кому носить сигареты, кого уважать, а кого можно уже сейчас унижать, поскольку кто-то в роте, по мнению старослужащих, уважения недостоин.
Очевидно, что преодоление этих внесуставных отношений начинается с приобщения к духовной культуре. Где же опасность, которая грозит нашему солдату? Что за важность, скажут одни, что плохого в том, чтобы «молодой» ежедневно приносил сигарету старослужащему, на которой бы стояла цифра, обозначающая оставшееся «деду» количество дней службы в армии? Велика ли беда от того, скажет другой, если пошлешь «молодого» стирать твою форму? Ну что за важность? Раньше «деды» еще хуже делали. И что в этом плохого, скажет третий. Какой характерный ответ. В нем начало всех проблем совести. Точнее, начало бессовестности, незаметное для молодого человека, начало той опасности, которую он не осознает, но о которой он должен был бы знать и тем самым иметь хотя бы намерение сохранить совесть.
И ежегодно выходят из ворот частей вышколенные и за два года закаленные в бессовестности бессовестные «дембеля». Разговор о добре для таких - это разговор о слабости. А все начиналось с малого, которым, ох как не надо было пренебрегать. Не заметив малого, молодой человек часто теряет к концу службы великое - живое чувство совести.
Но как бы то ни было, армия - школа жизни. Только если мы не поможем армии, страдающей от бездуховности, это будет школа бессовестной жизни. Почему в армии люди стонут? Не от слабости. Даже самые слабые физически, неуравновешенные в своем поведении, нервные, ранимые, изнеженные семьей - все они не боятся трудностей чисто армейских, того, что называется тяготами службы. Люди стонут из-за страшных человеческих взаимоотношений. Они страдают, сами того не подозревая, оттого, что доставляют боль другим. Другие - оттого, что не в силах противостоять этой боли внешне, а внутренне опять - таки не знают, как нести этот крест. И страдают бесплодно - озлобляются…
Вообще озлобленность - армейская форма выражения уныния от беспросветной безнадежности. Хотя большинство солдат ее ошибочно принимают за форму самозащиты и способ выжить. Причина многих душевных бед - в неумении хранить совесть. И солдата трудно винить в этом, поскольку никто не рассказал ему, как хранится совесть. Хранить совесть по отношению к сослуживцам очень помогает заповедь: «Чего себе не желаешь - не делай другому». Для старослужащего - это не осквернять совесть унижением «молодых». Ведь дело даже не в них, а в тебе самом. Это забота не о молодом призыве, а о себе. Унижая новобранцев, пострадавшим выходишь из этого только ты: раз, другой, третий оскорбишь, унизишь, наступишь этим на свою совесть - и она замолчит, и останешься бессовестным человеком. Когда солдату приходит первое письмо из дома - он читает его со слезами на глазах. Старается не показать другим, но плачет. Приходит письмо, старослужащий подходит с ним к новобранцу, которому письмо адресовано, и требует за него сигарету. А у новобранца нет сигарет, и на его глазах «дед» подносит зажигалку к нераспечатанному конверту и сжигает письмо. Каково?
Для молодого поколения не хранение совести в отношении к ближнему состоит, скажем, вот в чем: соберутся «молодые» в свободную минуту в казарме и начинают мечтать: да, сейчас нас заставляют за всех работать, сейчас измываются над нами, ну ничего, полгода потерпим, придут следующие «молодые» - уж мы на них душу отведем. Это и есть не хранение совести перед ближними. Чего себе не желаешь - не делай другому. Над собой измывательств мы не желаем? А если так - не желай и другому. Наоборот, мечтать надо об ином: нам много несправедливости приходится терпеть от старослужащих, но когда мы станем на их место, в части не будет унижений. Пусть мы потерпим, но на нас остановится этот несправедливый порядок, заставляющий других так страдать.
Хранение совести - пусть, казалось бы, в мелочах - одухотворяет даже самые прозаические стороны армейской жизни. И будничные задачи начинают видеться по-новому возвышенными, несущими в себе духовный смысл.
Протоиерей Игорь Бобылев.